Внедорожье: Зелёный отряд

[helga-mareritt]

Я забыла притащить эту штуку на дайри, так что исправляюсь) Тут, наконец, появились и ребята, которые теоретически являются главгероями "Внедорожья". Правда, название "Зелёный отряд" они получили чуть позже, а пока - просто "Шестнадцатый отряд".
Остальное Внедорожье, если что, живёт тут и тут.

Чекк ненавидел попадать в такие ситуации: когда остаётся только удирать в Лабиринт. А хуже всего, когда приходится кого-то оставлять позади. Да, химероид — тварь Внедорожья, всего лишь временный союзник, но он ранен. Пусть он и утверждал, что в одиночку сумеет уйти от осаждающей их нечисти — Чекка мучила совесть. Договорились ведь помогать друг другу, пока не достигнут цели: они с Тинкали — пока не подберут заблужденца, он — пока не расправится со стаей, которая за заблужденцем гонится, и к которой у него свои претензии.
Только опоздали. Заблужденец мёртв, а тварей слишком много для двух «дорожников» и одного химероида. Остаётся только отступать в Лабиринт… куда дитя Внедорожья пройти не сможет: ключ не пропустит.
Ещё хуже было от печальных взглядов Тинк, которые она вроде как незаметно бросала на зверя. Она жалела его несмотря на то, что он был почти двухметровой бестией с прочной чешуёй и острыми клыками. Может быть, даже успела по-своему привязаться к нему. Ю-О Тинкали — из эолте, а «зелёная кровь» скора на дружбу и вражду.
Сам командир жалости не испытывал — просто тошно. Проклятое Внедорожье, где всё вечно идёт не так, которое то и дело становится круговоротом крови и боли, испытанием выносливости, нервов и рассудка. Где никогда не бывает просто и приходится принимать решения, которые совсем не хочется принимать.
— Тинк, не дёргайся! — со злостью выкрикнул Чекк, притягивая напарницу к себе: подбородок защекотали торчащие вверх прядки зелёных волос. Во второй руке он сжимал осколок кварца, который был их билетом домой. Который ещё нужно уговорить их провести…
Химероид шипел, длинным дрыном и когтистой лапой отмахиваясь от нападающих, но пока не удирал. Давал им, «дорожникам», время. От этого — тошно вдвойне и горько вспоминать, сколько нехорошего Чекк поначалу про него думал (да и временный союзник, наверное, о них был не лучшего мнения). Сотрудничать их обоих уговорила Тинкали, которая всегда во всём искала светлые стороны. Даже в тварях Внедорожья. И, похоже, в этот раз права оказалась она. Эта «дикая тварь» из тех, кому можно доверить прикрыть тебе спину. Если бы только всё сложилось чуть иначе…
Чекк сосредоточился на ключе, разделяя внимание между ним и реальностью. Хоть какой-то толк от его слабого магического дара — не обязательно говорить с ключом вслух. «Пожалуйста, верни нас домой. Пожалуйста».
Ладонь начало покалывать, потом внезапно стало тепло, почти жарко.
Химероид одним прыжком взлетел на скалу, чудом не лишившись хвоста.
Счёт пошёл на секунды. Чекк никогда не закрывал перед перемещением глаза, так что видел золотистую дымку, окутывающую его руки, встрёпанную макушку Тинкали… и, бледнее и призрачней — зверя на скале.
— Тинк… боги, Тинк, мы можем его вытащить… — выдохнул командир, чувствуя, как ключ уже почти обжигает кожу. Ещё немного — останется след. Наверняка останется, если втроём… Он крепче стиснул плечи напарницы и крикнул: — Зверь, прыгай сюда! Быстро!
Времени объяснять не осталось. Доверится или нет? Внедорожье воспитывает в своих детях подозрительность к чужакам; они неделю шли вместе по дебрям, но химероид им даже имя не назвал.
Тяжеленная чешуйчатая туша обрушилась на них, опрокидывая на камни.
Но рухнули они, все трое, уже на лужайку под дубом Птицедевы. Чекк, в голос ругаясь, выронил ключ и затряс обожжённой ладонью: камешек раскалился и спалил кожу до мяса. Химероид каким-то чудом не придавил ни его, ни Тинк и скорчился рядом, бесполезно зажимая лапой рваную рану на боку — совсем свежую. Достали-таки в последнюю секунду.
Сверху, из переплетения ветвей, донёсся печальный вздох.
— Никаких манер, молодёжь…
Тинкали нервно хихикнула. Чекк, прикусив губу, сдержал следующее ругательство и попросил:
— Птица, не будь курицей, слетай в лазарет и передай, что у нас раненый. Лекарь нужен, срочно.
— Что забыл?.. — прошелестели с дерева.
— Пожалуйста, — послушно добавил молодой маг. Спорить с Птицедевой о вежливости всегда было бесполезно. Почему она при этом не обижалась на «курицу» — оставалось для всех в Лабиринте загадкой. Впрочем, большинство здесь исповедовало принцип «у всех свои тараканы» и не заморачивалось.

Знахари не подвели: появились быстро и сразу взялись за дело. В основном занялись химероидом, хотя нашли время и посмотреть обожжённую ладонь Чекка. Тинк бодро отмахнулась от осмотра, сообщив, что с ней не случилось ничего, что не исправит тёплая ванна. Чистая правда — здесь, среди зелени, мелкие царапины и синяки она могла регенерировать сама. Чекк чуть-чуть ей завидовал.
Химероид не терял сознания, когда разодранный бок прикрывали временной повязкой — остановить тёмную, почти чёрную, кровь, которая сочилась медленно и густо, но всё равно её натекло пугающе много, — тащили его на носилках, потом обрабатывали страшную рану уже нормально, чистили и зашивали. А между делом ещё и вкололи комплексное противоядие. На всякий случай — мало ли, чем чреваты укусы неопределённой нечисти. Отличное зелье, но место укола болит просто жутко.
Чекк, которого не кусали, с содроганием отказался — при всём уважении к труду алхимиков, «для профилактики» эту дрянь стал бы колоть только мазохист. На химероида, который не издал ни звука ни во время, ни после укола, он смотрел чуть ли не с суеверным ужасом. Впрочем, если уж тот молча вытерпел все операции с раной — что ему какое-то противоядие.
Их с Тинк вскоре выставили из лазарета, чтобы не путались под ногами, а зверя оставили — до выздоровления. «Потрясающе живучий», — сказала госпожа Гелла, обещая выпустить его не позже, чем через две недели. Глаз у неё намётанный, так что Чекк не видел причин не верить. Пусть рана и выглядела ужасно.
На следующее же утро Тинкали принеслась в лазарет с корзинкой печенья и яблок, как будто навестить нежданный «трофей» их отряда было жизненно необходимо. Командира она приволокла с собой, проигнорировав вялые возражения. Он не то чтобы был принципиально против, просто не оценил выбранное время, потому что несколько дней после экспедиций во Внедорожье обычно дрых до полудня. Организм его чудесно приспосабливался к ситуации: во Внедорожье хватало двух-трёх часов сна, а потом оставалось в Лабиринте наверстать упущенное.
Когда они с Тинк пришли, химероид посмотрел на них и на гостинцы с одинаковым удивлением и недоверием. Девушка безуспешно пыталась вручить ему яблоко, пока Чекк не додумался откусить от него кусочек прежде, чем отдать зверю.
Паранойя Внедорожья за один день не лечится. И даже за десять, как они вскоре убедились…
Тинкали бегала в лазарет каждый день, Чекк — реже. Не потому, что ему было неприятно видеть химероида и он хотел избегнуть воспоминаний о неудачном рейде — плохое в его памяти быстро тускнело и почти не беспокоило, — но ему казалось, что химероид не хочет видеть его. Пожалуй, тот и Тинкали не особо хотел видеть, но переубедить её не стоило и пытаться. Она считала, что в лазарете скучно — ей самой так точно было бы скучно, — потому стремилась по возможности развлекать «страдальца». Нужно ли ему это было… кто знает. По крайней мере, он не огрызался на гостей, только хмуро молчал большую часть времени. Может быть, его просто беспокоили раны.
Чекк, вопреки обыкновению, тоже в основном молчал; напарница прекрасно справлялась с тем, чтобы болтать за двоих, точнее, за троих. А он присматривался, пытался разгадать реакции и эмоции, понять, что творится у их гостя в голове и стоит ли об этом спрашивать. Твари Внедорожья не склонны к пустой болтовне, во время преследования было не до разговоров, так что они почти не говорили, не считая кратких обменов фразами по делу. Химероид был умён, хоть с первого взгляда и не скажешь, а ещё — своеобразно, но всё-таки честен… и сумел довериться им один раз. Чекк хотел бы узнать его лучше. Того, кто всё время молчит, узнать трудно — но не невозможно, по крайней мере, для мага-фокусника-воришки (хоть последнее — давно и неправда), в юные годы которого умение разгадывать людские чувства и помыслы было жизненно важным. Правда, сейчас перед ним оказался не человек, что ещё более усложняло задачу.
Но отступаться Чекк был не намерен. В конце концов, химероид ему просто — иррационально, невнятно — нравился.

Внезапная аллергия на обычное снотворное задержала выписку из лазарета ещё на несколько дней; зверь перенёс это со стоическим спокойствием, молчаливо соглашаясь, что никто не виноват. Он сам и слово-то такое узнал только после того, как ему объяснили, из-за чего ему стало плохо, так что предупредить не мог. А целители никак не могли предугадать такую реакцию на простейшую пельтигеру пузырчатую, основу половины сонных зелий.
После этого случая Тинкали стала чуть осторожнее с притаскиванием незнакомых продуктов, хотя накормить «трофей» всякими вкусностями у неё руки всё равно чесались. Вряд ли она бы нашла в Лабиринте кого-то, кто никогда в жизни не пробовал морковный пирог или компот из черешни и эстрагона — ей нравилось смотреть на реакцию создания Внедорожья, привыкшего питаться где попало и чем попало. Точнее, чем поймал. Неделю, которую они вместе провели в дебрях, он так и делал — от предложения поделиться с ним продуктами отказался; Тинкали через пару дней не вытерпела и попросила его, раз уж он хочет кушать мелких зверьков или птиц сырыми и целиком, хотя бы делать это не при ней.

Химероид определённо хищник, это даже по зубам отлично видно… Но это ничуть не мешает ему есть яблоки и морковный пирог.
— Привет, — кивнул Чекк, входя в палату; пациентов в лазарете было немного, так что в небольшую комнатку так никого и не подселили. Сейчас это особенно радовало его — не просто же так он собрался сюда один, без Тинкали. Она как раз убежала в гости к Ласточке, так что даже не знала, куда он пошёл.
Дождавшись скупого кивка в ответ, он присел на пустующую вторую койку и, немного помолчав, полуутвердительно сказал:
— Ты ведь что-то хочешь спросить.
Потому и пришёл один. Обратил внимание, что зверь будто бы порывается задать вопрос, но дружелюбная болтовня Тинк мешает. И он хотел узнать, в чём дело.
— С чего ты взял? — ожидаемо отозвался тот. Такой, как он, сразу не скажет. Чекк не мог сказать, что успел хорошо его узнать, но хоть насколько-то.
— Показалось, — пожал он плечами. — Я тебе яблок принёс, будешь?
Яблоки жителю Внедорожья понравились неожиданно сильно — в его родных лесах яблонь не было, так что он впервые попробовал их плоды здесь. Он ничего не сказал, но Тинк заметила (ни разу не говорил, нравится что-то или нет, но в этой области она неплохо угадывала его реакцию), и яблоки стали обязательной частью визитов в лазарет.
Чекк уже привычно собирался откусить немного, прежде чем вручить яблоко химероиду, но тот протянул лапу и забрал его нетронутым. Выпустив когти, нарезал на четвертинки — непонятно, зачем, потому что в клыкастую пасть оно легко влезло бы целиком, — и с хриплым вздохом спросил:
— Что и кому я должен?
Чекк сразу понял: оно. То, что их «трофей» не решался сказать в присутствии Тинкали. И это было, пожалуй, просто. Он опасался чего-то более проблемного.
— Ничего и никому. Как долечишься — можем вернуть тебя, откуда взяли, — не первый и не последний раз, когда кто-то из Внедорожья побывал в Лабиринте и вернулся обратно. Были даже те, кого приглашали в гости регулярно — союзники, друзья. Молодой маг еле заметно покачал головой. Сейчас химероид, наверное, не поверит, надо будет доказывать, что действительно ничего… Или можно сразу пойти дальше и сбить возможные вопросы. Только не рано ли… но яблоко… Он решительно выпалил: — Знаешь, оставайся с нами, а?
— Почему?
Он в очередной раз убедился, что выражение ни звериной морды, ни жёлтых глаз толком прочитать не может. А в интонациях звучала чуть ли не агрессия.
— Тебя наш ключ принял, — объяснил Чекк, как будто для твари Внедорожья это могло стать аргументом. — Редкий случай. И просто, мне кажется… сработаемся, — он искренне улыбнулся. От первоначального неприятия не осталось и следа, и «дикая тварь из дикого леса» стала ему симпатична. Всего-то понадобилось почти умереть вместе. А ещё — неуёмная энергия Ю-О Тинкали и яблоки.
И сейчас, он ясно чувствовал, сработает только полная искренность. Поверит ли химероид? Сумеет ли довериться в третий раз?
— Ты приглашаешь в свой отряд чужака? Незнакомца?
— Все когда-то были друг другу чужаками. С этого начинается любое знакомство. Можешь назвать своё имя — и будешь уже не совсем незнакомцем.
Рискованно. Может быть, ещё рано для таких вопросов, но слишком мало осталось времени до того, как зверь покинет лазарет и должен будет решить, что делать дальше. И — Чекк мысленно хмыкнул — если он хочет эту тварь в свой отряд, пора проявить инициативу. Дитя Внедорожья к ним не попросится, даже если будет такое желание — в этом он не сомневался. Может ли вообще у того быть такое желание? Чекк действительно считал, что они неплохо работали вместе — даже тогда, когда то и дело обменивались недружелюбными взглядами… но химероид мог считать иначе. Однако общество Тинкали ему, похоже, нравилось — иначе вряд ли он не возражал бы против ежедневных визитов.
Зверь молчал и не двигался, только кончики когтей скребли по деревянной раме кровати: тихий и неприятный звук.
Молчание действовало Чекку на нервы, но он дал себе слово, что его не нарушит. Снова подсказка чутья: заговорит первым — упустит даже смутный шанс.
Стало совсем тихо, только откуда-то из-за окна доносился приглушённый стук: то ли ремонтируют что-то, то ли строят, как всегда. Лабиринт менялся почти непрерывно, и приходилось приспосабливаться к изменениям. Трудно? Есть немного, но всё равно лучше места для базы «дорожной службы», чем клубок перепутанных обрывков дорог, не найти. Главное, не забывать смотреть под ноги и по сторонам.
Чекк подумал, что уж у кого, а у химероида с этим проблем не будет. Твари Внедорожья либо становятся внимательными и осторожными, либо не выживают.
Молчать становилось всё труднее. Не уговаривать, не пытаться заинтересовать — Чекк небезосновательно считал, что язык у него подвешен хорошо, и убеждать умел. Однако если попробует это с химероидом, который постоянно ожидает подвоха, — наверняка всё испортит, если вообще есть, что портить…
Он чуть не вздрогнул, когда тихо и чётко прозвучал хриплый голос зверя:
— Моё имя — Траум.