Отличный Новый год, спасибо, блин, дедушке. Вчера мало кого поздравила, потому что не успела, сегодня уже не хочется. Ни поздравлять, ни праздновать. Любые пожелания получатся неискренними.

Единственное, чего я хочу - чтобы со мной и с моими близкими не случалось ничего плохого, а ассортимент возможного плохого почти бесконечен. Вот только этого и могу пожелать - чтобы не случалось.

---

Побывав на собрании в Цитадели тайн, Дафна Мерривезер решила, что миру сейчас не нужен Призрачный всадник, и она сама тоже не нужна, так что отдала камень на хранение Мимиру вместе с описанием ритуала и уехала к матери - которая терпеть не может все эти супергеройские штучки и из-за них разошлась с отцом Дафны, - во Флориду, преподавать в школе информатику и устраивать личную жизнь. Или хотя бы завести пару кошек.

А Хельга убедилась, что ролевик из неё теперь тоже никудышный. Бездарность.

---

Московские люди, нелюди и коты, если я в районе 7-8 марта приеду в Москву, - у кого-нибудь будет желание со мной пообщаться?
С 7 марта Масленица, можно что-нибудь на эту тему замутить... А ещё Хельга в задумчивости смотрит на свои лыжи - их ведь можно и привезти)

---

Сходили со Странником на "Омерзительную восьмёрку"... Треш, угар и содомия, всё в прямом смысле слова. То ли я чего-то не понимаю, то ли захватывающего сюжета, смыслового наполнения, ярких диалогов и прочего, что восхваляется в восторженных рецензиях, там нет. Только музыка хорошая.
Три часа своей жизни можно было потратить более интересно и содержательно, увы.

---

Новогоднее

Решила 31 декабря не суетиться с поздравлениями, так что займусь этим сегодня) Хотя что тут скажешь..
2015 год был довольно стрёмным, если говорить о том, что происходило в мире. В первую очередь хотелось бы, конечно, чтобы эта тенденция не развивалась, но тут уж лучше промолчу. А в остальном - здоровья, удачи, идей и вдохновения тем, кому надо. Чтобы хоть личные планы в 2016 году реализовались как хочется, а не через пень-колоду.

В качестве условного подарка (опять же, желающим и тем, кому интересно) - не новогодняя не совсем сказка про Внедорожье) Практически непосредственное продолжение "Зелёного отряда".
А остальное Внедорожье, если что, живёт тут.

Когда-то мир был целым

— Когда-то мир был целым, — говорит Руфь.
Это не сказка — легенда, а точнее, даже История. История всех «осколков» в те времена, когда они ещё не были осколками. Задолго до Лабиринта.
— Когда-то мир был целым, — повторяет Руфь. — Единым, хотя, может быть, не единственным.
Существование других миров предполагается, но не доказано. Учёные Города Мастеров недавно соорудили огромную машину, которая дышала обжигающим паром и хлюпала маслом, но даже от неё не смогли получить ответ. Или, может быть, всё-таки получили, но не смогли найти к нему правильный вопрос.
Сказочница касается кончиками пальцев струн арфы, вытягивает ясный, прозрачный звук, который вдруг обрывается резким диссонансом.
Когда-то мир был целым — а потом разбился на кусочки.
— Никто не знает, почему это случилось, — говорит Руфь. — Одни твердят о каре богов, другие рассуждают о критической массе магии или о злой шутке судьбы, но на самом деле никто не знает, что и почему произошло.
Арфа теперь молчит — звучит только голос сказительницы.
Где-то раскол прошёлся волной катаклизмов. Где-то его не заметили: как был остров посреди океана, так и есть, только корабли с большой земли перестали приходить. Где-то половинки одного города оказались в разных маленьких мирках, где-то — река потекла из ниоткуда в никуда.
Некоторые осколки оказались слишком малы, чтобы люди, оставшиеся на них, могли выжить. Некоторые — огромны, и несли на себе целые континенты. В некоторых нашлись места, которых в целом мире, кажется, и вовсе не было. И каждый окружала седая пелена границы. Не проникнуть — и всё тут, если только не идти по дороге. И не по любой, а по правильной.
Дороги — тонкие ниточки, протянутые над кипящим котлом Внедорожья. Короткие и длинные, широкие, легко проходимые — и узкие петляющие тропки. По некоторым нужно идти дни или недели, чтобы куда-нибудь добраться.
Есть Дороги с явными началами, видимые как прорехи в границе осколка. Есть те, которые можно найти наугад, проверяя границу. Но самые коварные — те, что начинаются не от границы, исчезают и пропадают, подчиняясь каким-то своим законам. На такую Дорогу можно попасть и даже не узнать об этом. А с Дороги — и во Внедорожье.
Внедорожье тоже появилось — тогда. Между кусочками разбившегося мира, под ними, вокруг них возникла иная реальность, живущая по законам хаоса. Место, где нет дорог. Нет порядка.
— Никто не знает, откуда взялось Внедорожье, — говорит Руфь и неторопливо отхлёбывает из большой кружки молоко с солёным маслом. — Никто не знает, что такое Внедорожье. Только одно можно сказать наверняка — когда мир был целым, его не было. Это, да то, что во Внедорожье нет дорог, — в синих глазах беглой искрой вспыхивает веселье.
Лабиринт появился много позже: когда куски старого мира перестали тонуть во Внедорожье, обитатели осколков научились жить в новом мире, а Дороги напитались магией и получили собственную жизнь.
Лабиринт появился позже, но сейчас именно в нём хранятся знания о едином мире. В нём да в Городе мастеров. Не то чтобы это тайна — просто история, которая мало кому интересна. Что с того, что мир когда-то был целым?

Руфь рассказывает эту историю всем новичкам.
Траум устраивается на ковре, положив голову на скрещенные лапы, и устремляет на неё неподвижный взгляд. Кончик хвоста чуть подёргивается, еле слышно скребёт по полу — только это выдаёт его нетерпение.
Чекк сидит рядом, хотя с тех пор, как сказочница рассказывала Историю ему, слышал её уже не менее десятка раз. Ему нравится голос Руфи — напоминает голос его матери, хотя Чекк не уверен, что действительно помнит свою мать.
Он подсовывает напарнику яблоко и смотрит, как тот аккуратно нарезает его выпущенным когтем. Пару ломтиков Траум протягивает ему.
Раздаётся тихий звон струн арфы, и они оба застывают, как зачарованные: смуглые ловкие пальцы мага-фокусника на когтистой лапе химероида, кусочки яблока между ладонями.
— Когда-то мир был целым, — говорит Руфь.

---

Внедорожье: Зелёный отряд

Я забыла притащить эту штуку на дайри, так что исправляюсь) Тут, наконец, появились и ребята, которые теоретически являются главгероями "Внедорожья". Правда, название "Зелёный отряд" они получили чуть позже, а пока - просто "Шестнадцатый отряд".
Остальное Внедорожье, если что, живёт тут и тут.

Чекк ненавидел попадать в такие ситуации: когда остаётся только удирать в Лабиринт. А хуже всего, когда приходится кого-то оставлять позади. Да, химероид — тварь Внедорожья, всего лишь временный союзник, но он ранен. Пусть он и утверждал, что в одиночку сумеет уйти от осаждающей их нечисти — Чекка мучила совесть. Договорились ведь помогать друг другу, пока не достигнут цели: они с Тинкали — пока не подберут заблужденца, он — пока не расправится со стаей, которая за заблужденцем гонится, и к которой у него свои претензии.
Только опоздали. Заблужденец мёртв, а тварей слишком много для двух «дорожников» и одного химероида. Остаётся только отступать в Лабиринт… куда дитя Внедорожья пройти не сможет: ключ не пропустит.
Ещё хуже было от печальных взглядов Тинк, которые она вроде как незаметно бросала на зверя. Она жалела его несмотря на то, что он был почти двухметровой бестией с прочной чешуёй и острыми клыками. Может быть, даже успела по-своему привязаться к нему. Ю-О Тинкали — из эолте, а «зелёная кровь» скора на дружбу и вражду.
Сам командир жалости не испытывал — просто тошно. Проклятое Внедорожье, где всё вечно идёт не так, которое то и дело становится круговоротом крови и боли, испытанием выносливости, нервов и рассудка. Где никогда не бывает просто и приходится принимать решения, которые совсем не хочется принимать.
— Тинк, не дёргайся! — со злостью выкрикнул Чекк, притягивая напарницу к себе: подбородок защекотали торчащие вверх прядки зелёных волос. Во второй руке он сжимал осколок кварца, который был их билетом домой. Который ещё нужно уговорить их провести…
Химероид шипел, длинным дрыном и когтистой лапой отмахиваясь от нападающих, но пока не удирал. Давал им, «дорожникам», время. От этого — тошно вдвойне и горько вспоминать, сколько нехорошего Чекк поначалу про него думал (да и временный союзник, наверное, о них был не лучшего мнения). Сотрудничать их обоих уговорила Тинкали, которая всегда во всём искала светлые стороны. Даже в тварях Внедорожья. И, похоже, в этот раз права оказалась она. Эта «дикая тварь» из тех, кому можно доверить прикрыть тебе спину. Если бы только всё сложилось чуть иначе…
Чекк сосредоточился на ключе, разделяя внимание между ним и реальностью. Хоть какой-то толк от его слабого магического дара — не обязательно говорить с ключом вслух. «Пожалуйста, верни нас домой. Пожалуйста».
Ладонь начало покалывать, потом внезапно стало тепло, почти жарко.
Химероид одним прыжком взлетел на скалу, чудом не лишившись хвоста.
Счёт пошёл на секунды. Чекк никогда не закрывал перед перемещением глаза, так что видел золотистую дымку, окутывающую его руки, встрёпанную макушку Тинкали… и, бледнее и призрачней — зверя на скале.
— Тинк… боги, Тинк, мы можем его вытащить… — выдохнул командир, чувствуя, как ключ уже почти обжигает кожу. Ещё немного — останется след. Наверняка останется, если втроём… Он крепче стиснул плечи напарницы и крикнул: — Зверь, прыгай сюда! Быстро!
Времени объяснять не осталось. Доверится или нет? Внедорожье воспитывает в своих детях подозрительность к чужакам; они неделю шли вместе по дебрям, но химероид им даже имя не назвал.
Тяжеленная чешуйчатая туша обрушилась на них, опрокидывая на камни.
Но рухнули они, все трое, уже на лужайку под дубом Птицедевы. Чекк, в голос ругаясь, выронил ключ и затряс обожжённой ладонью: камешек раскалился и спалил кожу до мяса. Химероид каким-то чудом не придавил ни его, ни Тинк и скорчился рядом, бесполезно зажимая лапой рваную рану на боку — совсем свежую. Достали-таки в последнюю секунду.
Сверху, из переплетения ветвей, донёсся печальный вздох.
— Никаких манер, молодёжь…
Тинкали нервно хихикнула. Чекк, прикусив губу, сдержал следующее ругательство и попросил:
— Птица, не будь курицей, слетай в лазарет и передай, что у нас раненый. Лекарь нужен, срочно.
— Что забыл?.. — прошелестели с дерева.
— Пожалуйста, — послушно добавил молодой маг. Спорить с Птицедевой о вежливости всегда было бесполезно. Почему она при этом не обижалась на «курицу» — оставалось для всех в Лабиринте загадкой. Впрочем, большинство здесь исповедовало принцип «у всех свои тараканы» и не заморачивалось.

Знахари не подвели: появились быстро и сразу взялись за дело. В основном занялись химероидом, хотя нашли время и посмотреть обожжённую ладонь Чекка. Тинк бодро отмахнулась от осмотра, сообщив, что с ней не случилось ничего, что не исправит тёплая ванна. Чистая правда — здесь, среди зелени, мелкие царапины и синяки она могла регенерировать сама. Чекк чуть-чуть ей завидовал.
Химероид не терял сознания, когда разодранный бок прикрывали временной повязкой — остановить тёмную, почти чёрную, кровь, которая сочилась медленно и густо, но всё равно её натекло пугающе много, — тащили его на носилках, потом обрабатывали страшную рану уже нормально, чистили и зашивали. А между делом ещё и вкололи комплексное противоядие. На всякий случай — мало ли, чем чреваты укусы неопределённой нечисти. Отличное зелье, но место укола болит просто жутко.
Чекк, которого не кусали, с содроганием отказался — при всём уважении к труду алхимиков, «для профилактики» эту дрянь стал бы колоть только мазохист. На химероида, который не издал ни звука ни во время, ни после укола, он смотрел чуть ли не с суеверным ужасом. Впрочем, если уж тот молча вытерпел все операции с раной — что ему какое-то противоядие.
Их с Тинк вскоре выставили из лазарета, чтобы не путались под ногами, а зверя оставили — до выздоровления. «Потрясающе живучий», — сказала госпожа Гелла, обещая выпустить его не позже, чем через две недели. Глаз у неё намётанный, так что Чекк не видел причин не верить. Пусть рана и выглядела ужасно.
На следующее же утро Тинкали принеслась в лазарет с корзинкой печенья и яблок, как будто навестить нежданный «трофей» их отряда было жизненно необходимо. Командира она приволокла с собой, проигнорировав вялые возражения. Он не то чтобы был принципиально против, просто не оценил выбранное время, потому что несколько дней после экспедиций во Внедорожье обычно дрых до полудня. Организм его чудесно приспосабливался к ситуации: во Внедорожье хватало двух-трёх часов сна, а потом оставалось в Лабиринте наверстать упущенное.
Когда они с Тинк пришли, химероид посмотрел на них и на гостинцы с одинаковым удивлением и недоверием. Девушка безуспешно пыталась вручить ему яблоко, пока Чекк не додумался откусить от него кусочек прежде, чем отдать зверю.
Паранойя Внедорожья за один день не лечится. И даже за десять, как они вскоре убедились…
Тинкали бегала в лазарет каждый день, Чекк — реже. Не потому, что ему было неприятно видеть химероида и он хотел избегнуть воспоминаний о неудачном рейде — плохое в его памяти быстро тускнело и почти не беспокоило, — но ему казалось, что химероид не хочет видеть его. Пожалуй, тот и Тинкали не особо хотел видеть, но переубедить её не стоило и пытаться. Она считала, что в лазарете скучно — ей самой так точно было бы скучно, — потому стремилась по возможности развлекать «страдальца». Нужно ли ему это было… кто знает. По крайней мере, он не огрызался на гостей, только хмуро молчал большую часть времени. Может быть, его просто беспокоили раны.
Чекк, вопреки обыкновению, тоже в основном молчал; напарница прекрасно справлялась с тем, чтобы болтать за двоих, точнее, за троих. А он присматривался, пытался разгадать реакции и эмоции, понять, что творится у их гостя в голове и стоит ли об этом спрашивать. Твари Внедорожья не склонны к пустой болтовне, во время преследования было не до разговоров, так что они почти не говорили, не считая кратких обменов фразами по делу. Химероид был умён, хоть с первого взгляда и не скажешь, а ещё — своеобразно, но всё-таки честен… и сумел довериться им один раз. Чекк хотел бы узнать его лучше. Того, кто всё время молчит, узнать трудно — но не невозможно, по крайней мере, для мага-фокусника-воришки (хоть последнее — давно и неправда), в юные годы которого умение разгадывать людские чувства и помыслы было жизненно важным. Правда, сейчас перед ним оказался не человек, что ещё более усложняло задачу.
Но отступаться Чекк был не намерен. В конце концов, химероид ему просто — иррационально, невнятно — нравился.

Внезапная аллергия на обычное снотворное задержала выписку из лазарета ещё на несколько дней; зверь перенёс это со стоическим спокойствием, молчаливо соглашаясь, что никто не виноват. Он сам и слово-то такое узнал только после того, как ему объяснили, из-за чего ему стало плохо, так что предупредить не мог. А целители никак не могли предугадать такую реакцию на простейшую пельтигеру пузырчатую, основу половины сонных зелий.
После этого случая Тинкали стала чуть осторожнее с притаскиванием незнакомых продуктов, хотя накормить «трофей» всякими вкусностями у неё руки всё равно чесались. Вряд ли она бы нашла в Лабиринте кого-то, кто никогда в жизни не пробовал морковный пирог или компот из черешни и эстрагона — ей нравилось смотреть на реакцию создания Внедорожья, привыкшего питаться где попало и чем попало. Точнее, чем поймал. Неделю, которую они вместе провели в дебрях, он так и делал — от предложения поделиться с ним продуктами отказался; Тинкали через пару дней не вытерпела и попросила его, раз уж он хочет кушать мелких зверьков или птиц сырыми и целиком, хотя бы делать это не при ней.

Химероид определённо хищник, это даже по зубам отлично видно… Но это ничуть не мешает ему есть яблоки и морковный пирог.
— Привет, — кивнул Чекк, входя в палату; пациентов в лазарете было немного, так что в небольшую комнатку так никого и не подселили. Сейчас это особенно радовало его — не просто же так он собрался сюда один, без Тинкали. Она как раз убежала в гости к Ласточке, так что даже не знала, куда он пошёл.
Дождавшись скупого кивка в ответ, он присел на пустующую вторую койку и, немного помолчав, полуутвердительно сказал:
— Ты ведь что-то хочешь спросить.
Потому и пришёл один. Обратил внимание, что зверь будто бы порывается задать вопрос, но дружелюбная болтовня Тинк мешает. И он хотел узнать, в чём дело.
— С чего ты взял? — ожидаемо отозвался тот. Такой, как он, сразу не скажет. Чекк не мог сказать, что успел хорошо его узнать, но хоть насколько-то.
— Показалось, — пожал он плечами. — Я тебе яблок принёс, будешь?
Яблоки жителю Внедорожья понравились неожиданно сильно — в его родных лесах яблонь не было, так что он впервые попробовал их плоды здесь. Он ничего не сказал, но Тинк заметила (ни разу не говорил, нравится что-то или нет, но в этой области она неплохо угадывала его реакцию), и яблоки стали обязательной частью визитов в лазарет.
Чекк уже привычно собирался откусить немного, прежде чем вручить яблоко химероиду, но тот протянул лапу и забрал его нетронутым. Выпустив когти, нарезал на четвертинки — непонятно, зачем, потому что в клыкастую пасть оно легко влезло бы целиком, — и с хриплым вздохом спросил:
— Что и кому я должен?
Чекк сразу понял: оно. То, что их «трофей» не решался сказать в присутствии Тинкали. И это было, пожалуй, просто. Он опасался чего-то более проблемного.
— Ничего и никому. Как долечишься — можем вернуть тебя, откуда взяли, — не первый и не последний раз, когда кто-то из Внедорожья побывал в Лабиринте и вернулся обратно. Были даже те, кого приглашали в гости регулярно — союзники, друзья. Молодой маг еле заметно покачал головой. Сейчас химероид, наверное, не поверит, надо будет доказывать, что действительно ничего… Или можно сразу пойти дальше и сбить возможные вопросы. Только не рано ли… но яблоко… Он решительно выпалил: — Знаешь, оставайся с нами, а?
— Почему?
Он в очередной раз убедился, что выражение ни звериной морды, ни жёлтых глаз толком прочитать не может. А в интонациях звучала чуть ли не агрессия.
— Тебя наш ключ принял, — объяснил Чекк, как будто для твари Внедорожья это могло стать аргументом. — Редкий случай. И просто, мне кажется… сработаемся, — он искренне улыбнулся. От первоначального неприятия не осталось и следа, и «дикая тварь из дикого леса» стала ему симпатична. Всего-то понадобилось почти умереть вместе. А ещё — неуёмная энергия Ю-О Тинкали и яблоки.
И сейчас, он ясно чувствовал, сработает только полная искренность. Поверит ли химероид? Сумеет ли довериться в третий раз?
— Ты приглашаешь в свой отряд чужака? Незнакомца?
— Все когда-то были друг другу чужаками. С этого начинается любое знакомство. Можешь назвать своё имя — и будешь уже не совсем незнакомцем.
Рискованно. Может быть, ещё рано для таких вопросов, но слишком мало осталось времени до того, как зверь покинет лазарет и должен будет решить, что делать дальше. И — Чекк мысленно хмыкнул — если он хочет эту тварь в свой отряд, пора проявить инициативу. Дитя Внедорожья к ним не попросится, даже если будет такое желание — в этом он не сомневался. Может ли вообще у того быть такое желание? Чекк действительно считал, что они неплохо работали вместе — даже тогда, когда то и дело обменивались недружелюбными взглядами… но химероид мог считать иначе. Однако общество Тинкали ему, похоже, нравилось — иначе вряд ли он не возражал бы против ежедневных визитов.
Зверь молчал и не двигался, только кончики когтей скребли по деревянной раме кровати: тихий и неприятный звук.
Молчание действовало Чекку на нервы, но он дал себе слово, что его не нарушит. Снова подсказка чутья: заговорит первым — упустит даже смутный шанс.
Стало совсем тихо, только откуда-то из-за окна доносился приглушённый стук: то ли ремонтируют что-то, то ли строят, как всегда. Лабиринт менялся почти непрерывно, и приходилось приспосабливаться к изменениям. Трудно? Есть немного, но всё равно лучше места для базы «дорожной службы», чем клубок перепутанных обрывков дорог, не найти. Главное, не забывать смотреть под ноги и по сторонам.
Чекк подумал, что уж у кого, а у химероида с этим проблем не будет. Твари Внедорожья либо становятся внимательными и осторожными, либо не выживают.
Молчать становилось всё труднее. Не уговаривать, не пытаться заинтересовать — Чекк небезосновательно считал, что язык у него подвешен хорошо, и убеждать умел. Однако если попробует это с химероидом, который постоянно ожидает подвоха, — наверняка всё испортит, если вообще есть, что портить…
Он чуть не вздрогнул, когда тихо и чётко прозвучал хриплый голос зверя:
— Моё имя — Траум.

---

Никогда не... Pt.2

Наставление первокурсникам от старших студентов факультета артефакторики и зельеварения МагИна. Часть вторая: дела внеучебные.
Часть первая

Ни­ког­да не за­ходи­те в по­доз­ри­тель­ные лав­ки.
Что счи­та­ет­ся та­кими? Да лег­ко, как дваж­ды два:
Те, где пыль­ная вит­ри­на, в ней за­гадоч­ные трав­ки,
Или дох­лые ля­гуш­ки, или чья-то го­лова,
Или гоб­лин­ский то­пор и гри­му­ар из тём­ной ко­жи,
А над дверью ко­локоль­чик безъ­язы­кий, но зве­нит,
Там, где над­пись на таб­личке на ру­гатель­ство по­хожа
(но не пу­тать с тролль­им ба­ром! это мес­тный ко­лорит).
Ес­ли в лав­ке слиш­ком чис­то, всё сте­риль­но, как в боль­ни­це —
По­доз­ри­тель­но не мень­ше, ведь где лю­ди, там бар­дак,
Так что ес­ли ни пы­лин­ки, всё си­яет и ис­крит­ся —
То тог­да, весь­ма воз­можно, где-то что-то здесь не так.
Ес­ли вдруг за по­воро­том по­явил­ся ма­газин­чик,
А вы пом­ни­те, что точ­но про­ходи­ли там вче­ра
Ми­мо ма­лень­ко­го хра­ма под таб­личкой «Цер­ковь Тзин­ча»
(кто та­кой тот Тзинч, не важ­но) — то за­думать­ся по­ра.
По­доз­ри­тель­ные лав­ки — это це­лая проб­ле­ма,
Ведь всег­да сту­ден­тов тя­нет заг­ля­нуть — од­ним глаз­ком.
Но за­пом­ни­те, бал­бе­сы: ес­ли стран­ная эм­бле­ма
На две­рях — не за­ходи­те. По­жале­ете по­том.

Ну а ес­ли всё-та­ки заш­ли…
Ни за что не по­купай­те не­понят­ные пред­ме­ты;
Вас они, впол­не воз­можно, неп­ри­ят­но по­разят,
Так что ес­ли не хо­тите вы без­дарно ка­нуть в Ле­ту —
К не­из­вес­тным ар­те­фак­там (мы ведь пом­ним?) лезть нель­зя.
Ни к че­му не при­касай­тесь, не си­дите там до но­чи,
Не чи­тай­те зак­ли­нанья, не смот­ри­те в зер­ка­ла.
Коль хо­зя­ин (иль хо­зяй­ка) по­доз­ри­тель­но нас­той­чив —
Не стес­няй­тесь с рас­ста­нов­кой, об­сто­ятель­но пос­лать.

---

Обновление вишлиста свершилось, раз уж спрашивают)

Что можно дарить:

- сладости. Шоколадки, конфеты, марципан) Только без арахиса, не люблю я его. Отдельно одобряю вот эти штуки, которые почему-то в Петербурге почти не продают.
- бытовые кружки теперь можно - у нас их пока немного, пригодятся в качестве гостевых) Приветствуются котики, лингвистический и туристический юмор, старинные карты (бывают ли кружки со старинными картами?).
- баночки для чая и баночки для круп (хотя это выглядит в качестве подарка довольно странно, ага)
- турку и кофе к ней - сами кофе пьём редко, но гостям иногда хочется) турки не дружат с нашей индукционной плитой, так что скорее френч-пресс; и немного кофе, потому что сейчас дома только растворимый;
- уличный термометр;
- чай можно, но лучше небольшими порциями, потому что фиг знает, хорошо пойдёт или нет; исключение - дарджилинг, мне он точно нравится, но что-то последнее время в чайных магазинах он непотребно дорогой, так что не покупаю(( А что касается ароматизированных чаёв, то довольно трудно угадать с добавками; хорошо идут пряности вроде имбиря, кардамона, душистого перца, гвоздики; апельсин и лимон; лемонграсс, мята, мелисса; можжевельник, - в целом скорее пряные запахи, чем сладкие. Чаи с ягодами в основном разочаровывают ароматизаторами, как и с экзотическими фруктами, так что их не стоит. Всякие сливки, карамель, миндаль, шоколад (это я всё про добавки в чай, да) - тоже не стоит. Лучше чёрный, чем зелёный, хотя и зелёный пьём)
- блокноты для рисования. Запасы иссякли)
- всякая антуражная мелочёвка для крафта: большая часть осталась у мамы, так что пора бы делать собственные запасы. Никогда не знаешь, что внезапно понадобится.

Что не стоит дарить (оно почти не меняется, ага):
- нефункциональные вещи типа статуэток.
- украшения (ибо почти ничего не ношу).
- косметику (не пользуюсь, от слова совсем). Впрочем, это так, на всякий случай - пока никто еще не умудрялся подарить мне косметику.
- гели для душа и родственные вещества. На полочках в ванной теперь место есть, но мне очень влом пытаться сформулировать, какие ароматизаторы меня устраивают, а какие нет;

запись создана: 29.12.2014 в 22:26

---

Просто проклятие

Иногда Хельга пишет стихи по каким-то случайным сюжетам, выросшим из не менее случайных строчек)

За зеркальным стеклом хищно скалится пасть,
На закате для чар начинается власть:
Вместо кожи лилейной, кудрей золотых —
Отражаются в зеркале зверя черты.
Это просто проклятие, милая тварь.
Это просто проклятие — точно как встарь.

Прорывается в струны замёрзшей души,
Трепыхается, шепчет невнятно: дыши.
Это просто проклятие, горе, беда:
От заклятой беды не уйти никуда.
Не гадай, кто волшбу пропустил на порог:
Что случиться должно, то случается в срок.
Это просто проклятие старых времён,
Позабытый, истёршийся древний закон;
Эти чары не смыть материнской слезой —
Что случиться должно, то случилось с тобой.

Лишь с рассветом скрывается яростный зверь;
И ни мать, ни отец не помогут теперь.
Тут бы деве рыдать о пропащей судьбе —
Но в глазах разгорается искрою свет.
Ну и пусть, что на сердце заклята беда,
Без неё бы сидеть, невозможного ждать,
Без неё б год за годом унылый покой,
И супруг, приведенный отцовской рукой,
Двор и танцы, и ткать гобелен десять лет,
Исполняя какой-нибудь глупый обет.

Собирайся, принцесса, твой конь под седлом,
Выезжай за ворота на зимний излом;
Не прощаясь, иди, — не отпустит отец,
Лучше тихо, без слёз и разбитых сердец.
Позади тишина, впереди темнота —
Кем на этом пути суждено тебе стать?

За плечами проклятие, горе, беда —
Но зато ты сумеешь мечтать.

@темы: сказочное, стихописательное

---

Никогда не писала в дайри о прочитанных книгах, а сейчас почему-то возникло желание. Так как никогда этого не делала, будет довольно сумбурно и, наверное, несвязно. Но, может быть, хоть я сама пойму, что пытаюсь сказать.
Так вот. Хотела я взяться за какое-нибудь не совсем ширпотрёбное фэнтези (бывает, читаю и такое – всякое юмористическое), и была у меня в списке «на прочитать» книга «Ветеринар для единорога» Ника О'Донохью. Первая из трилогии «Перекрёсток»; вторая - «Под знаком исцеления», её я прочла сразу следом.

Ну и… Я ожидала более простой истории. Более лёгкой и забавной – по названию и описанию. Получилось же, что много думала. Оно мифологичное. Там непросто. Там умирают – иногда быстро и глупо, очень реально. Несправедливо, но в то же время… Справедливость всё-таки есть. И доверие, и помощь, и доброта. Мир Перекрёстка стоит на том, что его обитатели помогают друг другу – и в то же время его законы жестоки и прямолинейны. Хищники должны убивать, чтобы выжить – там никто не станет с этим спорить и называть это аморальным. Я не могу до конца сформулировать впечатление) Оно слишком сложное.

Там нередко происходит что-то, о значении чего можно только догадываться – но обычно потом автор всё-таки даёт объяснение. Мне это нравится: есть возможность угадывать и догадываться, но нет неразрешимого клубка непонятностей.

Зло, - антагонист, - как мне показалось, более символично, чем персонифицировано, несмотря на то, что воплощено в одной женщине. Она слишком… не знаю. Она не кажется мне человеком, скорее абстракцией.

Там хватает неаппетитных подробностей – не ради смакования жестокости, а потому, что так есть и такова правда. В работе врача хватает крови и грязи, и бывают пациенты, которых спасти невозможно.

Мне нравится, что это книга о профессионалах, которые делают своё дело, а не о героях, которые случайно оказались в гуще событий. То есть, в гуще событий они оказались всё-таки случайно, но всё равно в первую очередь остаются специалистами, знающими свою работу.
О призвании.
О разных существах и о человечности. О разной морали, которая, тем не менее, остаётся моралью. О пользе и вреде традиций. Даже о вере и о богах.
О выборе. О тех, кто не боится быть собой.
Я нашла там удивительно много всего, что совсем не ожидала найти.

А ещё там очень много дорог. Точнее, Странных Путей. А я в некоторой мере неравнодушна к дорогам – не зря же появилось Внедорожье)

Есть ещё третья книга – но, пожалуй, я прочту её чуть позже. Сейчас мне нужно сделать перерыв.

---

О чтении и сопереживании

Иногда при чтении книги наступает момент, когда я перестаю сопереживать героям, и дочитываю только для того, чтобы узнать, чем закончится история - но достаточно равнодушно. Или вообще не дочитываю. Это случается, когда с персонажами происходит слишком много плохого; что именно считать плохим и когда будет "слишком много" - зависит от ситуации. Просто события накапливаются и достигают критической массы, после чего мне уже почти всё равно, что ещё будет с героем. Умрёт - пусть бы уже умер и не мучился. Выживет - пусть так. Иногда это связано с тем, что мрачные и тяжёлые события ничем не разбавлены, не происходит ничего хорошего - складывается ощущение безнадёжности, а долго читать про безнадёжность я не люблю.
Недавно, например, читала "Бегущего в лабиринте" - там так и получилось. Дочитывала только затем, чтобы понять, что же всё-таки происходит, а на героев махнула рукой. На второй книге я ещё хотела, чтобы персонажи выжили и выбрались, а к финалу, когда некоторые таки выжили и выбрались, было уже всё равно. И с "Песнью льда и пламени" почти так же: меня больше интересует общая картина, чем судьбы конкретных героев, потому что есть ощущение, что ни с кем ничего хорошего случится не может. Так что пришла бы уже зима, и закончилось бы это всё.
Такая вот защитная реакция: сопереживать, страдать и впадать в уныние мозг не хочет, потому, когда при чтении становится слищком много, включает предохранитель. Ну, не хочет - и ладно. В целом меня такая ситуация устраивает.

---

Немножко фандомных стихов, которые зло, но так уж вышло. Я уже давно ничего не планировала по "Десятому королевству", и вот нате же, эта идея всё равно меня догнала) Когда-то давно я хотела написать АУ, где глав.герои в своём квесте встречают не только Охотника, но и его жену, которая стала разбойницей, потому что "крестьянка не может убить королеву"; она персонаж нейтральный, себе на уме, не злая и не добрая... И без сердца в прямом смысле слова.
Тут получилась вариация на тему. Если давний драббл про Дженни - то, что могло бы быть в рамках канона, то это, пожалуй, уже не могло. Хотя где-то близко.
Но в чём-то, пожалуй, в судьбе этой Дженни надежды больше, чем в судьбе той...

Дженни-разбитое-сердце
Крестьянка не может убить королеву, так что ей придётся стать кем-то другим.

Разбитое сердце стучит слишком больно;
Ты плачешь о муже и плачешь о сыне.
Рыдаешь, судьбу отпуская на волю:
Разбитое сердце осколками стынет.

Кровь бьётся в висках невозможно и гулко.
Разрез по живому — и больше не слышно.
Разбитое сердце ты прячешь в шкатулку,
Хоронишь в саду под стареющей вишней.

Плетенье корней утешает покоем,
Скрывает под дёрном заветную дверцу;
А в рёбрах колотится что-то такое,
Что встало на место разбитого сердца.

Ты люльку качаешь и шепчешь напевно:
Законы судьбы здесь сильнее, чем люди,
Крестьянка не может убить королеву.
Раз так, то крестьянкой ты больше не будешь.

Дороги встречают разбойницу Дженни —
А сердце в шкатулке застыло до срока.
Желание мести тебе не изменит,
Дозреет, дойдёт в ожидании рока.

Тюрьма неприступна, но ты выжидаешь —
Вожак и хозяйка дичающей стаи.
Есть люди опасней волков. Ты такая.
И хищным зверёнышем дочь подрастает.

Дитя без отца. Не забыла ты — хоть не
Надеешься. Если сведут отраженья,
Тогда улыбнёшься бесстрастно: «Охотник.
Смотри, не узнал? Это я, твоя Дженни».

Ты помнишь, что стрелы его без ошибки
Разят; только цели нет — сердце не бьётся.
Разбойница Дженни… но мокрым и зыбким
Вдруг станет на миг восходящее солнце.

Ты в шкуре чужой; размываются строчки,
Пока на листе не просохли чернила…
Когда-нибудь это закончится. Точно.
И старая вишня вернёт, что хранила.

@темы: стихописательное, фандомное

---

Иногда при раскопках в заметках находится всякое. Это стихотворение было начато не помню уже, когда, - наброски на тему зимы и холода. Потому что в ПнФ кто-то задавал вопрос насчёт описаний зимы для стихов, я сказала, что мне проще самой написать, чем объяснить, и задумалась)
Сперва оно было из разряда стихов, в которых я не понимаю, что происходит, и с мотивами воспоминаний о детстве; потом начало было сюжетно не согласовано с концом, а теперь я его переписала, и появился мрачняк с самопроизвольно влезшей отсылкой к Снежной Королеве.

Зачерпни ладонью снег, зачерпни — почувствуй холод,
Приближение зимы и метели за спиной.
Под ногами тонкий лёд хрустнет, огрызнётся сколом;
Зеркала замерзших луж — в бездну тёмное окно.

В отраженье не смотри, в отраженьи пляшут тени,
А холодная вода превращается в хрусталь.
Осторожнее ступай — лишний шаг тебя изменит,
И осколок из груди не получится достать.

Не ходи домой одна, не ходи — зима крадётся,
Подбирается в тенях, в синей дымке фонарей.
Слишком рано, в три часа, за дома уходит солнце,
И декабрьская стынь поджидает у дверей.

Поджидает, стережёт, чтобы хлынуть прямо в душу,
Тронуть косы сединой, вмёрзнуть инеем в зрачки.
Шепчет вьюга за спиной — ты её не вздумай слушать.
Обжигает руки снег —
Беги.

@темы: стихописательное

---

Внедорожье: Сказочница Руфь

Внезапно личный состав "дорожной службы" Лабиринта пополнился ещё одним персонажем. Совсем-совсем побочным и ни для чего конкретного не нужным. Она просто получилась - придумалась, пока я возилась со склянкам с перманганатной окисляемостью. О, кстати, надо им алхимика завести - пригодится в хозяйстве) Вообще-то Руфь, о которой я думала в тот момент, и к которой относилась фраза "Руфь может рассказывать сказки" - фем!версия Руфуса из Фейри Тейл, но меня практически мгновенно переключило в другую сторону) Так что вот. Внезапная экспромтная зарисовка.
Сперва Хельга думала только о классических сказках, но потом её понесло) Отсылки ко всему подряд, в том числе к Катрине. Желающие могут поугадывать, к чему именно)
А остальное Внедорожье живёт тут.
_______________________________________________________________________________________________

Руфь может рассказывать сказки.
Когда она садится в кресло у камина в Общем зале, укрывает колени вязаным пледом и прихлёбывает из тяжёлой глиняной кружки молоко с солью, то выглядит более на своём месте, чем где-либо ещё. И никто, кроме неё, не сядет в это кресло, не тронет старую арфу, которая терпеливо ждёт рядом, отражая в померкшей позолоте отблески пламени.
Руфь кончиками пальцев касается железных струн, вытягивая из них мелодию, которая может повести за собой историю.
У неё тяжёлые седые косы, незаплетёнными концами вьющиеся по синей ткани платья, и почти молодое лицо. Красивое, не красивое – не разберёшь, но умиротворённое, спокойное, только изредка ложится на него вуаль старой печали. В тёмно-синих глазах отсветы огня камина гаснут, как закат в вечернем небе.
А голос у Руфи глубокий, богатый интонациями, только с еле заметными хриплыми нотами – сорвала когда-то, так давно, что об этом уже никто толком не помнит.
Таким голосом хорошо рассказывать сказки.
О принцессе и драконе, или о трёх братьях, или о двух неунывающих друзьях, которые отправились за сокровищем, но нашли что-то совсем другое. О водяных лошадках, которые любят кровь, о маленькой прачке у реки и ведьме меловых холмов. О тех, кто танцует ночью в вереске, и тех, кто варит из него хмельной мёд.
О цветке, который распускается в полнолунную полночь ровно на семь минут, о голубой траве, что поёт ночью и днём, что крепче железа и стали. О древе, обвитом радугой, с корнями в ледяном подземном царстве и кроной выше неба, а ещё о звере, что хочет проглотить солнце и луну.
О далёком море и крае света, о замках в облаках и чертогах под землёй, книгах, которые не стоит читать, и тетрадях, в которых не стоит писать. О карте, сделанной четырьмя мальчишками, и о древних свитках, написанных великими мудрецами.
О кораблях, уходящих за горизонт, о лабиринтах, башнях и дверях, о людях, которые верят и которые не верят, о везучих и неудачниках, о потерянных и найденных, об ответах на вопросы, вопросах без ответов и ответах без вопросов.
О том, что счастливый конец обязательно наступит.
Или о том, что счастливых концов не бывает.
Руфь может рассказывать сказки, но предпочитает молчать.

@темы: Внедорожье, текстописательное

---

Никогда не...

Попалась на глаза фраза «Никогда не прикасайтесь к неизвестным артефактам» (так что эта фраза – чужая, не претендую), а дальше оно само.
Белый стих – потому что артефакты упорно не хотели ни с чем рифмоваться, а потом Хельга решила, что по ритмике оно напоминает «Вредные советы», так что пусть живёт так (хотя тут советы как раз-таки полезные).

Наставление первокурсникам от старших студентов факультета артефакторики и зельеварения МагИна
А МагИн - это загадочная аббревиатура названия некого магического учебного заведения, расшифровка которой была придумана, но я её уже не помню)

Никогда не прикасайтесь к неизвестным артефактам —
Это кончится плачевно девять раз из десяти.
Артефакт — такая штука: даже если он не тёмный,
Может выйти неприятный непредвиденный эффект.

Никогда не пейте зелья неизвестного состава.
Если он вам непонятен, то узнайте свойства все.
Про побочные эффекты вы у Мастера спросите,
У сокурсников — не стоит, могут запросто наврать.

Никогда не заходите в помещения без стука,
Даже в комнату подружки: вдруг окажется, что ей
Там приспичило доделать по механике работу,
И от резкого движенья вся конструкция рванёт?

Никогда не приносите на занятия животных.
Кто-то точно пострадает: зверь, коллеги или вы.
Потому что у животных хоть и есть соображалка,
Но её обычно мало. Так что думать надо вам.

Никогда не забывайте про защитные перчатки.
Если даже вам на кожу кислота не попадёт
И могильное гниенье на ногтях не заведётся,
Мастер голову открутит: «Нарушение ТБ!».

Никогда не оставляйте лаб.приборы без присмотра:
Там ведь тонкие настройки, как собьются — всё, хана.
Если всё-таки собьются, то исправить не пытайтесь.
Главное тогда, чтоб Мастер не узнал, кто виноват.

И самое важное!
Никогда не сомневайтесь: поступили вы на лучший,
Самый дружный, самый нужный, самый-самый факультет.
Пусть болтают «боевые», что они круты, как яйца:
Фаерболл и заморозка от похмелья не спасут.


Часть вторая: дела внеучебные

@темы: стихописательное

---

Забавно оформлять посты, когда из-за тормознутого и надо-не-перегружать-соединение интернета в браузере отключено отображение картинок. А всё форматирование - как раз картинками, так что кнопки показываются в виде вертикальных зелёных полосочек) Наводишь на них курсор, по всплывающим подсказкам определяешь, что есть что, запоминаешь, что тэг "more", например, шестая чёрточка с конца...

@темы: заметки на полях

---

Внедорожье

Есть у меня такая штука, придуманная чуть больше года назад - Внедорожье. И этой штуки в дайри до сих пор не было не было ведь - или у меня глобальный склероз и неумение искать по собственному дайрику, надо исправлять упущение)
Я так и не сподобилась на сквозной сюжет, но там уже наплодилось несколько зарисовок про побочных персонажей и даже одно стихотворение) И, вроде как, есть шансы на завершение одного кусочка про - наконец! - как-бы-главных-героев.
Так что вот. Притаскиваю это всё. Дженовое фэнтези, местами слегка дарковое, рейтинг не выше PG-13.

Соланта
Соланта, Сияющая Тьма... командир Первого отряда - отряда, которого нет, - и самое страшное чудовище Лабиринта.

Она единственная из Первого отряда, кто может покидать крипту без помощи проводницы. Иногда этим пользуется: бродит по Лабиринту, кажется, без особой цели. Ни во Внедорожье, ни на осколки попасть не пытается, хотя, зная её — вполне возможно, что ей было бы достаточно сделать всего пару шагов.
Соланта лучше, чем кто-либо ещё (кроме, может быть, Ласточки-проводницы), знает свою разрушительную сущность. Такое не нужно приносить на осколки. Таким не нужно провоцировать хаос Внедорожья.
Первый отряд — последнее оружие «дорожной службы». Проклятие и обоюдоострый меч, сила, к которой обращаются только в крайнем отчаянии. Они стали такими не от хорошей жизни. Чудо, наверное, что не потеряли самих себя, хотя и как сказать, не потеряли ли…
Соланта единственная, кто может покидать добровольно поставленные пределы. Ещё, наверное, может утопить весь Лабиринт в темноте и растереть его в прах, но просто гуляет по дорожкам и садам, связывая из травинок странное узелковое письмо.
Она встречается с людьми и не людьми, беседует тихо и даже любезно. Иногда приходит в библиотеку, и тогда Библиотечный Мыш даёт ей книги раньше, чем она произносит их названия вслух.
Она сидит, неспешно перелистывая страницы: немного чопорная дама в платье строгого покроя, какие носят в Городе Мастеров и ещё на некоторых осколках, где почти до волшебного сложная техника работает на энергии пара. Она, пожалуй, могла бы сойти за учительницу или гувернантку, или, может быть, учёную мэтрессу из Академии Техников в Городе.
Но никто не решается встретиться с ней взглядом.
С невыразительного лица сорокалетней женщины смотрят глаза Сияющей Тьмы.

_______________________________________________________________________________________________

Сияющая тьма
Одна ошибка может стоить всего: жизни, памяти... самого себя.

Смы­ка­ет­ся коль­цо хо­лод­ных стен,
Под низ­ким сво­дом ис­че­за­ет эхо
Угас­ших кри­ков. Вре­мени про­реха —
Меж днём и ночью бес­ко­неч­ный плен.

Здесь мгла чер­на и ти­шина мер­тва,
Мол­чанье нак­ры­ва­ет оде­ялом.
Пы­тать­ся жить во что бы то ни ста­ло —
Пус­тые и де­шёвые сло­ва.

По­токи си­лы свя­заны уз­лом,
И на ру­ках ле­жит сталь­ная тя­жесть;
Бесс­трас­тный ка­мень ни­чего не ска­жет,
Заб­венье ста­нет не­из­бежным злом.

И боль­ше не уви­деть­ся ни с кем,
А тем­но­та жес­то­ка и без­мол­вна,
Сти­ра­ет па­мять, как мор­ские вол­ны —
Це­поч­ки от­пе­чат­ков на пес­ке.

Поч­ти мер­тва. Поч­ти ус­та­ла жить.
Дол­жно быть, на­вер­ху дав­но за­были.
Под сло­ем ле­дяной мо­гиль­ной пы­ли
Ос­колки стра­ха ре­жут, как но­жи.

Чу­жая без­дна сты­ла и не­ма,
Ухо­дит ра­зум по нез­ри­мым тро­пам,
Хо­лод­ным по­том к ко­же лип­нет шё­пот…

«По­гово­ри со мной, си­яющая ть­ма».

_______________________________________________________________________________________________

Ласточка-проводница
Ласточку, дочь человека и озёрной девы из Внедорожья, выбрал ключ крипты Первого отряда. Незавидная судьба - быть хранителем и проводником для чудовищ, не так ли?

Ласточка редко видит сны, а когда всё-таки видит, там нет цвета и запахов и звуки приглушены, будто доносятся сквозь воду. Леса, поля и сады, маленькие городки над крутыми скалами фьордов и деревни в туманных долинах — всё выцветшее, бледное, как выгоревшие на солнце шпалеры.
Она бродит по осеннему лесу, лишённому красок. Под ногами, обутыми в сплетённые из узких ремешков сандалии, еле слышно шелестят опавшие листья. Тихо-тихо, больным, увечным шорохом, который даже звуком толком не назвать. Недо-тишина.
Ласточка идёт вперёд, не останавливаясь и не оглядываясь, но спиной чувствует чужое присутствие. Кожу между лопатками будто щекочут маленькие пёрышки, на полмгновения оборачивающиеся короткими уколами жара. Белый батист рубашки под туникой из синего шёлка и замшевой жилеткой намокает от пота. Хочется скинуть лишнюю одежду, но без неё она будет чувствовать себя ещё более незащищённой.
Ласточка следует прихотливым изгибам тропинки, которая в любой момент может пропасть, рассыпавшись бесцветными кленовыми листьями, и пытается вспомнить, куда идёт. Зачем? В чём её цель? Обычно она не может отыскать в памяти нужный ключ. Но сейчас она ни за что не остановится, потому что знает: где-то позади Ризвайярд в облике «горящего человека». Дочерна смуглая кожа сползает лоскутами, и из-под неё вырывается пламя, которое даже в этом бесцветном мире будет ярко-рыжим. Она ни разу не видела его, но знает, что это так.
Ласточка — Нейерис, дочь человека и озёрной девы из Внедорожья, — боится огня; судьба посмеялась над ней, когда после гибели прошлой проводницы именно её принял ключ от Крипты, среди затворников-пленников которой могущественный пиромант и дракон.
Почему огонь просачивается в её сны, редкие, как дожди в летней степи? Никто не ответит, потому что никто не знает, как это — быть проводником и хранителем Первого отряда. Тех, кто был до неё, уже нет в живых.

Но, что бы ей ни приснилось, в третий день декады Ласточка отправится в крипту, чтобы рассказать новости: обещала, а значит, не может не прийти. Её ведь ждут, и не стоит обманывать ожидания заточённых монстров. Тяжёлые двери приоткроются ровно настолько, чтобы она могла проскользнуть между створками, и бесшумно затворятся в тот же миг, когда обутые в сандалии ноги ступят на холодный каменный пол.
Хэлион спит: за рядом колонн в сумраке проступает мерно вздымающийся чешуйчатый бок. На дракона порой нападает сонливость, и тогда он может не просыпаться неделями. И это куда лучше, чем время, когда на него нападает голод.
Соланта сидит в кресле, расслабленно откинувшись на спинку, и перебирает тёмные бусины чёток. Она может проводить так часы и даже дни, застывшая, за исключением ровно и точно двигающихся пальцев. Но если она при этом молится — то никому не ведомо, каким богам. Когда Ласточка входит, она приветствует её ясным, хорошо поставленным голосом, который равно уместно звучал бы в аудитории университета и в храме.
Герцог выплывает из стены и вместо приветствия бормочет несвязный сонет. Призрак желчного старика никогда, кажется, не рад её видеть, но если она не приходит в положенное время, гневается и брызжет мерцающей призрачной слюной. Наверное, он и при жизни не отличался сдержанностью; впрочем, никто не знает, кем был Герцог при жизни. Стал же — воплощённой хворью, и речь не о характере. Ключ от крипты защищает Ласточку, но она всё равно старается не коснуться его. «Красная смерть» или горькая лихорадка ей, может, и не грозит — чары уберегут, — но слечь с простудой она вполне может. Не хотелось бы.
Ризвайярд расположился во втором кресле, придвинутом почти вплотную к камину, и будто не замечает её появления. Ворошит босой ногой угли, пока они не разлетаются по полу — тогда Соланта недовольно поджимает губы и бросает на него короткий выразительный взгляд. Пиромант не смотрит в её сторону, но уголья начинают сами собой сползаться обратно за каминную решётку.
Для Ласточки до сих пор остаётся загадкой, откуда в крипте камин и кресла. Наверное, Соланта знает, но не торопится рассказывать. Чудовища из Первого отряда вообще не любят рассказывать — предпочитают слушать.
Потому Нейерис сядет на подушку рядом с креслом Соланты, не обращая внимания на прохладу каменных плит, и будет говорить.
Как Зелёный отряд свалился в библиотеку вместе с гнездом саламандр (как только ключ пропустил?) и Библиотечный Мыш в сердцах проклял их, а ещё — подвернувшегося под горячую руку Мирхо, и феечки обиделись за своего напарника и в отместку превратили кисточку на хвосте Мыша в букет фиалок.
Как Фарос заблудился в Лесу Телеграфных Столбов на три недели, пропустил день рождения своей жены и был бит свитком с картой этого самого леса, которую забыл взять с собой.
Что Шана в очередной раз выходит замуж, хотя все уже давно предупреждены, что случается с её супругами после первой брачной ночи…
Но, рассказывая весь этот ворох новостей, слухов и мелочей, Ласточка будет чувствовать, как жжёт спину пристальный взгляд Ризвайярда.
И не заметит, что холодный камень становится теплее.

_______________________________________________________________________________________________

Первый отряд
А потом они умерли.

В Лабиринте мало кому доподлинно известно, что случилось с Первым отрядом. Ходят слухи, передаются шёпотом страшные истории… но молодежь уже не помнит, почему Первого отряда нет и этот номер никому не отдают.
Повезло тем, кому не приходится жить со знанием, что на самом деле Первый отряд ещё существует. Вот уже три десятилетия и пять недель после того, как они отправились в Немирайю, тёмное отражение Города Мастеров. Говорили, что если кто и справится с этим заданием, то только они. Что только они имеют шанс вернуться.
Они вернулись.
Соланта пришла наполовину мёртвой, наполовину — не собой. Одетая только в цепи из холодного железа и серебра, она принесла сгусток черноты в груди и нечеловеческое спокойствие в глазах. Тьма сочилась из её зрачков и застывала на лице погребальной маской.
Ризвайярд горел в драконьем пламени несколько часов — но потом не умер, а стал чем-то другим. Он вернулся в Лабиринт, как раненый пёс возвращается домой — и чуть не уничтожил его. Когда он ступил на землю, камни плавились под его ногами, а воздух дрожал маревом от нестерпимого жара.
Они вернулись. Наполовину мёртвые, наполовину потерявшие себя; на спине дракона, с телом командира, умирающего после магических пыток, на руках. Объединённые одним желанием: спасти хотя бы его, раз их самих спасать уже поздно.
Но помочь тому, с кем поработали палачи Немирайи, оказались не в силах даже знахари Лабиринта.
Вместе с командиром в Соланте и Ризвайярде умерли остатки человечности. Последние её капли не дали им разрушить Лабиринт и подтолкнули замкнуть себя в крипте, рядом с телом неизвестного мертвеца.
Могильный холод остудил пламя Ризвайярда и усыпил ярость дракона, который был теперь связан с ним крепче, чем того желал. Беспросветная темнота укутала Соланту, и она дышала ею, как человек дышит воздухом. Тишина укрыла их истерзанные души.
Дверь за ними захлопнулась, чтобы никогда не быть отпертой.

Когда-нибудь мертвец заговорит с ними — не помнящий даже своего имени, но могущественный призрак, для которого одиночество стало карой за грехи.
Когда-нибудь, не отмыкая дверей, Соланта выйдет наружу, чтобы вручить ключ от крипты первому Проводнику. И на ней не будет цепей.
Когда-нибудь, когда судьба целого Осколка будет в опасности, мастер Дергаар воспользуется этим ключом, чтобы вывести Первый отряд на поле боя.
Когда-нибудь…
Но пока прочные двери крипты хранят людей от запертых в ней чудовищ.
Пока двери охраняют покой чудовищ.


_______________________________________________________________________________________________

Рождённый в пламени от пламени умрёт (кроссовер с катриниными "Сказками")
Таймлайн "Сгоревших сказок", Феникса занесло в мир Внедорожья, он там повёл себя "как всегда", и местные маги разозлились.

Синеглазка забился в расщелину между камнями, окутал себя коконом мороза и прикрыл глаза, но даже через опущенные веки видел вспышки огня. Слишком ярко: если смотреть, недолго и ослепнуть.
В десятке шагов от него, на дне оплавленного кратера, Фарос и Ризвайярд убивали рыжего чужака. Не то, чтобы Синеглазка одобрял и поощрял убийства, особенно такие… но это существо выжгло целый осколок, — хорошо хоть необитаемый, — убило двух картографов и чуть не убило Джамель (он вспомнил, как они с Фаросом стояли спина к спине, успев в последний момент, и огонь со льдом сплетались в самую мощную защиту из возможных). Учитывая всё это — его вполне устраивало не вмешиваться.
Сильнейший действующий пиромант Лабиринта и «мертвец» из Первого отряда сломали сопротивление чужака и теперь уничтожали его тело — прочное, но не неуязвимое. Рыжий кричал, корчился на вулканическом стекле — это Синеглазка успел увидеть до того, как зажмурился; сквозь запах дыма пробивался запах горелой плоти.
Плохо, на самом деле. Для Фароса. Как бы не сорвался. Его можно понять — тысячу раз можно — чужак только что чуть не убил его беременную жену. Но если он перегорит и станет элементалем — возврата уже не будет. А Синеглазка не хотел терять своего неизбывного противника. И не хотел думать о том, что, если это случится, усмирять — возможно, уничтожать — элементаля придётся ему, сильнейшему криоманту.
Когда уже эта тварь перестанет кричать?..
Всё-таки это было почти невыносимо несмотря на то, что чужак сделал.
Синеглазка не увидел и не почувствовал, как в буйство пламени вплелась тьма. А потом мягкий вкрадчивый голос перекрыл треск огня:
— Глупцы. В этом теле два сознания, и второе не в ответе за поступки первого. Он спит во тьме, и потому я знаю.
Соланта. Он открыл глаза: тонкая чёрная фигура стояла, похожая на фитиль свечи, среди пламени, но нетронутая им.
Смысл слов дошёл до него чуть позже. И тогда он сорвался с места и нырнул в огонь, укрывая завесой холода лежащее на земле тело. На щит тут же обрушился поток пламени: Ризвайярда слова Соланты не остановили.
Выдержит ли? Они с Фаросом равны, но пределы сил «мертвеца» никто не знает наверняка. Тот из Первого отряда, а значит — очень могущественное чудовище. И он, в отличие от Фароса, сохранившего рассудок достаточно, чтобы понять Сияющую Тьму, сейчас не остановится. Он давно уже за гранью — хоть и не элементаль, но огонь ведёт его. И на этот раз Фарос не поможет строить защиту. Он отступился… но за чужака не вступится. Ни за что.
Рассчитывать на Соланту тоже не стоит. Значит, он один. Как обычно.

Чужак — комок обгорелой плоти, в котором только чудом теплится жизнь. Местами пироманты выжгли мясо до костей — особенно на крыльях, от которых остались только обгорелые остовы. Синеглазка, сидя рядом на земле, шептал над ключами от Лабиринта. Два уже отказались пропустить чужое чудовище. Теперь в ладонях лежала тюленька из кошачьего глаза. Плюхнуться в заводь, конечно, мало радости, но зато оттуда недалеко до лазарета. Синеглазка поднёс фигурку к губам, будто пытаясь согреть её дыханием… Из его ключей это самый «добрый» — может, хоть он пропустит?

Синеглазка не собирался задерживаться в лазарете, не собирался ещё что-то делать для чужака — дотащил, и хватит, — но его поставили перед фактом: больше некому. Ризвайярд использовал тёмное пламя, оставшееся на коже горящей смолой, так что нужен был сильный маг льда, чтобы гасить его и смягчать боль. И кроме него кандидатур не было. В таких условиях он уйти не смог. Уже который час сидел рядом с койкой и монотонно сливал магию на лежащее на ней тело. С его резервами — мог бы продолжать в том же духе ещё сутки, если бы не то, что до того сперва сражался с этим самым существом, а потом с Ризвайярдом. Теперь же… ему помогли восстановиться, но силу всё равно приходилось экономить.
Чужак судорожно и хрипло вздохнул. Вслепую потянулся к руке Синеглазки, с которой на него стекали нити ледяных чар.
— Кай?..
Криомант вздрогнул, когда его руки коснулись обожжённые пальцы, и с трудом подавил желание отдёрнуть её: то ли брезгливость, то ли страх. Заговорил, чтобы заглушить и то, и другое:
— Нет. И я не знаю, кто это. Меня зовут Адель. А ты?
Чужак ответил глухо, будто через силу:
— Феникс, — а потом, когда маг уже решил, что он снова отключился, добавил: — Бен Бенну Фэнхуан. Можно… просто Бен.
«Как ты вышел из тьмы?» — хотел спросить Синеглазка, потому что не сомневался, что это не то безумное пламя, что пыталось сожрать Джамель. Но не спросил.
— Отдыхай, Бен. Сейчас тебе нужно отдыхать.

@темы: Внедорожье, текстописательное

---

Информационное

С 27 по 29 июня буду в Москве (а потом на пять недель умотаю в экспедицию в дельту Лены - ага, опять...), если кто-нибудь хочет повидаться - пишите)
После экспедиции: 6 августа, если без проблем с вылетом - тоже буду, ибо самолёт традиционно есть только в Москву, но там пока непонятно, надолго ли, или возьму билет на вечер после прилёта и сразу уеду домой.

---

Снега без памяти

Экспромтом, по пришедшим в голову строчкам.
Редкий случай, когда я сама не до конца понимаю, что происходит у меня в стихотворении.

Здесь зима поёт и болит в груди,
И метелью в небе звенит мотив.
Раз когда-то кто-то сказал: «Иди», —
Ты теперь идёшь, про себя забыв,
Подбирая ноты чужой судьбы.

Каждый верный шаг в перекрёстках грёз
Обойдётся дорого — во сто крат.
Кто-то скажет: «Верно, уже замёрз»,
Но тебе не страшен беззвёздный хлад.
Ты ведь знал: не будет пути назад.

Завязал, замкнул полотно дорог,
А судьбу — попробуй-ка, привяжи.
Здесь на плечи снегом ложится рок.
Мёрзнут струны — острые, как ножи.
Правда, ради этого стоит жить?

@темы: стихописательное

---

про кишочки (или про брезгливость)

Впервые за несколько лет чистила рыбу (Странник корюшку купил) - с удивлением обнаружила, что, во-первых, я ещё помню, как это делает, во-вторых, копание в рыбьих кишочках не вызывает у меня брезгливости, что не может не радовать. Потому что чистить-то в любом случае надо было, независимо от того, противно или нет. Да и вообще, на мой взгляд, физическая брезгливость - штука, которая только мешает, пользы от неё никакой, в отличие от брезгливости морально-этической.

@темы: заметки на полях